Проблема противостояния свет и тьмы в фантастическом рассказе типа Манфреда и Демона

Борьба добра со злом является труднейшей нравственной проблемой человечества. Уходя своими корнями в далекое прошлое, она на протяжении ряда столетий привлекала внимание многих философов, поэтов, прозаиков. Одним из первоисточников этой проблемы по праву можно назвать Библию, в которой «добро» и «зло» отождествляются с образами Бога и дьявола, выступающими в качестве абсолютных носителей этих моральных категорий человеческого сознания. Добро и зло, Бог и дьявол, находятся в постоянном противодействии, несмотря на то, что по своей природе сатана — один из ангелов. С Богом «его отношения по началу не ясны, хотя очевидно, что он зависим от Господа и боится его запретов, но человеку он… враг и порочит его перед Богом…» . Как пророчествует святой Иоанн Богослов, настанет день, когда силы добра и зла — Бог и дьявол — сойдутся в последней битве за власть над миром, после чего поверженное зло навсегда будет водворено в преисподнюю.
Проблема борьбы добра со злом поднималась и в древнерусской житийной литературе, где часто появляются фигуры православных святых, подвижников, князей — праведников. Пушкин и Лермонтов в начале XIX-го века вводят в свои поэмы образы нечистой силы («Гавриилиада» А. С. Пушкина; «Демон» и «Ангел смерти» М. Ю. Лермонтова.).
Не оставляют без внимания эту проблему и писатели второй половины XIX-го века, в частности Л. Н. Толстой и Ф. М. Достоевский, создавшие в своих произведениях образы людей, являющихся, с точки зрения требований христианской морали, святыми (князь Мышкин, старец Зосима, Алеша Карамазов — у Достоевского; Платон Каратаев и другие выразители народной веры — у Толстого).
Осмысление проблемы борьбы добра со злом нашло отражение в творчестве таких крупных русских писателей начала ХХ-го столетия, как Леонид Андреев и Михаил Булгаков, чьи произведения находятся в непосредственной взаимосвязи с предшествующей литературой, в частности с творчеством Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского. Наиболее близок к XIX веку был Андреев, писавший на рубеже двух столетий. По признанию самого Андреева право называться его учителем принадлежит Л. Н. Толстому: «Учителем своим признаю Толстого… Выше Толстого я никого не знаю…» Причем Андреев восхищался не только писательским мастерством Льва Николаевича. Толстой научил его постигать внутренние, глубоко скрытые от поверхностного взора основы человеческого бытия, стремиться самостоятельно искать ответы на вечные и мучительные вопросы человеческого духа, заставил задуматься о правде и лжи, о нравственной красоте и уродстве, добре и зле и о вечном их противостоянии.
Но если говорить об изначальном мирочувствовании, то тут ближе других Андрееву был Ф. М. Достоевский. Не случайно главными героями некоторых их произведений стали персонажи Библии — первого литературного источника, в котором нашла отражение проблема борьбы добра со злом.
Бесспорным является влияние Толстого и Достоевского и на творчество М. Булгакова. В произведениях этого писателя так же присутствуют библейские образы и сюжеты, а проблема борьбы добра со злом переосмысливается под воздействием исторических событий, происходящих в России в первой половине ХХ-го века.
Апокалиптические события ХХ-го столетия повлияли на творчество Л. Андреева и М. Булгакова, которые, обращаясь к вечным вопросам добра и зла, истины, власти и смерти, использовали в своих произведениях библейские образы и сюжеты. И сейчас, когда человечество вступает в новое тысячелетие, актуальность борьбы добра со злом очевидна, что и подталкивает нас к рассмотрению этой проблемы на материале творчества Л. Андреева и М. Булгакова.
Проблема борьбы добра со злом. Впервые эта тема прозвучала уже в раннем творчестве Андреева, в его первых произведениях периода 1891-1896 годов. Столкновение добра и зла, света и тьмы покоя и сомнения прослеживается уже в таких ранних произведениях, как в фантастическом рассказе о полубоге-получеловеке типа Манфреда и Демона, живущем между небом и землей, и романтически стилизованной сказке «Оро»: «Светлый, божественно-красивый дух добра Лейо и черный, мрачный, чудовищно-безобразный» Оро — воплощение зла и ненависти. Извечные начала мира и человеческого сознания, они противоборствуют, но не могут разлучиться. И с тех пор как «черная бездна проглотила Оро», никто никогда не видел веселой улыбки на устах Лейо» . Сказка эта, воспроизведенная «в кратком изложении» О. Волжаниным, чрезвычайно любопытна: она очень напоминает одно из лучших произведений зрелого Андреева — Иуду Искариота». В сущности, это его эмбрион, — с некоторыми «рудиментарными» особенностями, но уже определившийся в своих основных свойствах и обнаруживший направленность авторской идеи. Изгнанного Иеговой демона зла Оро, даже внешне похожего на Иуду («угрюмого, худого, чудовищно-безобразного»), Андреев противопоставляет всему божественному мироустройству, а образом Лейо, «полного неуемной прелести», не оставляющего своего проклятого Богом товарища и в изгнании, он намечает некоторые черты светлого облика Иисуса. В дальнейшем уже зрелый Андреев не раз будет возвращаться к этой известной теме, и образы Лейо и Оро воплотятся в новых героях, вновь продолжиться их борьба и извечное противостояние.
Позднее Андреев вновь возвращается к проблеме борьбы света и тьмы в повести «Жизнь Василия Фивейского». Это одно из первых произведений, работая над которым, писатель обращается к древнейшему источнику — Библии. Он строит сюжет «Жизни Василия Фивейского» на оригинальном сочетании Книги Иова и некоторых житий. Но Андреев не перелогает Книгу Иова. Он лишь использует некоторые ее мотивы и ситуации, а также прибегает к стилизации Библии. М. Неведомский определяет стиль повести как этически — библейский.
Но не только сюжет и стиль заимствует Андреев из Библии. В Легенде об Иове — одной из самых поэтических и драматичных во всем Ветхом Завете — с необычайной остротой поставлены философски — этические вопросы о добре и зле, свете и тьме, о цели человеческого бытия, о влиянии добрых и злых сил на человека и его жизнь и многие другие. Не случайно именно к этой Книге Бытия часто обращались писатели, бравшиеся за разрешение общих философских вопросов духовной жизни. Леонид Андреев по-своему переосмысливает эти проблемы. В его интерпретации борьба добра со злом рассматривается на уровне одного человека — отца Василия. Доброго, светлого в жизни Василия Фивейского было очень немного. Цепь роковых событий окрасила судьбу отца Василия в темные и мрачные тона: одна беда следовала за другой. И постепенно все несчастья для отца Василия слились в один образ — образ Идиота, — который становится олицетворением «рокового, безымянного и непостижимого человеческого ума зла». Именно мученическая жизнь, путь через познание страдания и радости, добра и зла. Света и тьмы сближает образы отца Василия и святого Иова.
Проблема противостояния света и тьмы в «Елеазаре» непосредственно переходит в проблему борьбы добра со злом при использовании образов и сюжетов Нового Завета.
При его создании художник в очередной раз обратился к Библии. Его внимание привлекает евангельский сюжет о воскрешении Христом Лазаря. Евангелие от Иоанна гласит, что Лазарь — брат Марии и Марфы, в доме которых часто останавливался Иисус. Заболев, Лазарь умирает. Христос, предвидя его смерть, возвращается в Иудею. Иоанн пишет, что, увидев плачущую Марию, Иисус сам «воскорбел духом и возмутился…» (Евангелие от Иоанна 11, 33). По его приказу пещеру — место погребения усопшего — открывают. Иисус «воззвал громким голосом: Лазарь! Иди вон. И вышел умерший…»(Евангелие от Иоанна 11, 43-44).
Как мы видим, Иоанн ничего не сообщает о самом Лазаре: о его внешности, возрасте, характере. Евангелист описанием этого события в очередной раз прославляет Христа и его Отца (Бога), именем которого тот исцеляет и воскрешает. Ничего не известно о дальнейшей судьбе Лазаря.
Андреев, положив в основу своего рассказа этот сюжет, не только изменяет имя брата Марии и Марфы (в андреевском тексте он именуется Елезаром), но и делает его, а не Иисуса главным героем своего произведения. Хотя внимание писателя привлекает история уже известная, но вопрос, который возникает у него, необычен: «А что же было потом, за гранью жизни и что было потом, после воскресения?»
Л. А. Иезуитова в своем исследовании, посвященном творчеству писателя, замечает, что об Андрееве немало говорили как о художнике, которому присуще настолько обостренное чувство смерти, что оно уничтожает на его полотнах краски жизни и вольно или невольно доводит читателя до состояния страха и ужаса перед жизнью» . Сам Андреев в письме к Максиму Горькому называет свой рассказ «мрачным», на что тот немедленно отозвался так: «…это, на мой взгляд, лучшее из всего, что было написано о смерти во всемирной литературе. Мне кажется, что ты как бы приблизился и приближаешь людей к неразрешимой загадке, не разрешая ее, но, страшно близко знакомя с нею…» . Действительно, при чтении создается впечатление, будто сама смерть смотрит на тебя со страниц книги, своими темными, бездонными, зовущими куда-то глазами.