Диалог Фамусова с Чацким. (Анализ 2 явления второго действия комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума».)

Комедия «Горе от ума» держится каким-то особняком в литературе и отличается моложавостью, свежестью и более крепкой живучестью от других произведений слова.
И. А. Гончаров.
Оценивая комедию Грибоедова «Горе от ума», Белинский писал, что она положила «прочное основание новой русской поэзии, новой русской литературе… Она, как произведение сильного таланта, глубокого и самостоятельного ума, была первою русскою комедиею, в которой нет ничего подражательного, нет ложных мотивов и неестественных красок, но в которой и целое, и подробности, и сюжет, и характеры, и страсти, и действия, и мнения, и язык — все насквозь проникнуто глубокою истиною русской действительности».
Продолжая мысль Белинского, можно сказать, что любая часть комедии, даже если ее каким-то образом обособить, вывести за рамки произведения, будет сама по себе «энциклопедией русской жизни» в миниатюре.
Второе явление из второго действия, сменяющее предыдущие события, вводит нас в суть нарождающегося конфликта между Фамусовым и Чацким, представителями «века минувшего» и «века нынешнего».
С самого начала действия, которое развивается в неторопливом ритме, конфликт уже предвосхищается, образно говоря, он «висит в воздухе», как надвигающаяся гроза.
Фамусов уже изначально раздражен:
Тьфу, господи прости! Пять тысяч раз
Твердит одно и то же!
Чацкий моментально улавливает это настроение и, услышав слово «послужи», дает ему нужное толкование — «прислуживаться».
Этого было достаточно, чтобы Фамусов разразился пространным монологом по поводу того, что он думает о молодом поколении. Да, в лице Чацкого он видит «гордецов», «умников», готовых разрушить устоявшийся, удобный мирок «отцов».
Поняв, что Чацкий готов свататься, Фамусов выдвигает одно условие: «служить», как служили старшие, и приводит множество примеров для подражания. В этом монологе — вся сущность представителя «века минувшего». Его идеалы сводятся к прославлению всего старого, устоявшегося: образец человека для Фамусова тот, кто сделал выгодную карьеру, неважно какими средствами. Раболепие и подлость для него тоже хороший путь, если он приводит к желаемому результату. Вот, к примеру, покойник дядя, Максим Петрович:
Сурьезный взгляд, надменный нрав.
Когда же надо подслужиться,
И он сгибался вперегиб…
Монолог Фамусова так наступателен, что Чацкий не может не обороняться.
Смысл его поведения не в том, что «он вольность хочет проповедовать». В присутствии Фамусова Чацкий признается: «Длить ссоры не мое же-ланье». Любя Софью, Чацкий вынужден вступить в общение с Фамусовым. Разговаривая с ним, он не может не отстаивать своей позиции, не отталкиваться от той морали, которую ему навязывают. Так появляется монолог Чацкого. Это не упражнение в красноречии, не попытка «просветить» Фамусова, это вынужденная и страстная защита тех начал жизни, которые ему до-роги и от которых он отказаться не может. Конечно, Чацкий молод, горяч и увлекается тем, о чем говорит. Возможно, в чем-то он еще наивен, считает «век минувший» отошедшим. Чацкий полагает, что «век нынешний» уже сделал свои завоевания.
Хоть есть охотники поподличать везде,
Да нынче смех страшит и держит стыд в узде.
Чацкий вовсе пока не собирается «бросать вызов», в его монологе фактически нет крамолы, и даже Максима Петровича, чтобы не раздражать Фамусова, он не трогает («Я не об дядюшке об вашем говорю»). Он вовсе не рисует идиллические картины «века нынешнего» по контрасту с умилением Фамусова «веком минувшим». И этот век тоже далек от идеала, но все же время необратимо идет вперед. Чацкий пока не обличает, просто он соглашается. Почему же так бурно реагирует на его речь Фамусов, прерывая ее в конце почти на каждом слове?
Монолог Чацкого надолго вывел Фамусова из равновесия. Тут же сделан вывод:
Ах! боже мой! он карбонари!
…Опасный человек!
Итак, можно сказать, что 2-е явление из 2-го действия построено на контрасте: контрасте героев, их монологов. Это не единственный художественный прием Грибоедова. Возьмем, к примеру, монолог Фамусова. Особый «размах» его повествованию придают гиперболы: («сто человек к услугам», «весь в орденах», «…все важны! в сорок пуд»). Идиллическую окраску мо-нологу придают воспоминания о приметах и обычаях, ушедших в прошлое и оставшихся в нескольких архаизмах: «езда цугом, тупей, куртаг». Различие во взглядах, культуре, морали Чацкого и Фамусова ярко проявляется в речи этих героев. Чацкий — человек образованный, речь его литературна, логична, богата интонациями, образна, в ней отражается глубина его чувств и мыслей. Вот тому примеры: «Свежо предание, а верится с трудом», «Прямой был век покорности и страха…», «Да нынче смех страшит и держит стыд в узде…»
Речь Фамусова выдает в нем человека не очень образованного («подслужиться», «вперегиб», «чуть затылка не пришиб»), неглупого, хитрого, властного барина («учились бы, на старших глядя»), привыкшего считать себя непогрешимым. В комедии «Горе от ума» Грибоедов показал себя мастером афоризмов. Во 2-м действии их достаточно: «Служить бы рад, прислуживаться тошно», «Свежо предание, а верится с трудом», «Упал он больно, встал здорово».
Что же касается синтаксического построения монологов, то нужно от-метить обилие в них восклицательных и вопросительных предложений. Вот Фамусов:
Вот то-то, все вы гордецы!
Спросили бы, как делали отцы?
Все выдает в нем необыкновенное волненье и возмущение.
Не менее эмоционален, хотя более рассудителен Чацкий:
Стучали об пол не жалея!
…Теперь, чтобы смешить народ,
Отважно жертвовать затылком?
Сопоставив синтаксическое строение монологов Фамусова и Чацкого, можно придти к выводу, что в речи Чацкого синтаксис более сложный, пре-валируют сложные предложения как с союзной, так и бессоюзной связью. И это не случайно. Логичность, вескость доказательств и аргументов Чацкого не идет ни в какое сравнение с напыщенными нападками Фамусова.
Итак, в конце 2-го явления 2-й главы герои расходятся. Чацкий так и говорит:
Длить споры не мое желанье.
Да, спор прекращен. Но Грибоедов так мастерски показал начало конфликта между представителями «старого» и «нового», что, даже не читая далее комедию, можно догадаться, что он разовьется и достигнет своего логического конца.