Фигура Базарова (Роман «Отцы и дети»)

В тревожный и, пожалуй, самый драматический период своей жизни начал Тургенев работу над новым романом «Отцы и дети». Замысел возник в 1860 году в Англии, во время летнего отдыха писателя на острове Уайт. Тургенев продолжал работать над романом в конце 1860 — начале 1861 года в Париже. Фигура Базарова настолько его увлекла, что он вел дневник от лица героя, учился видеть мир его глазами. В мае 1861 года Тургенев вернулся домой, в Спасское. К августу 1861 года роман «Отцы и дети» был в основном завершен, а опубликован в февральском номере «Русского вестника» за 1862 год.
В этом романе единство живых сил национальной жизни взрывается социальным конфликтом. Аркадий в глазах радикала Базарова — размазня, мягонький либеральный барич. Базаров не хочет принять и признать, что мягкосердечие Аркадия и голубиная кротость Николая Петровича — еще и следствие художественной одаренности их натур, поэтических, мечтательных, чутких к музыке и поэзии. Эти качества Тургенев считал глубоко русскими. Они столь же органично связаны с народной жизнью, как и порывы базаровского отрицания.
Но в «Отцах и детях» наметился трагический разлад, коснувшийся не только политических и социальных убеждений, но и непреходящих культурных ценностей. В способности русского человека легко поломать себя Тургенев увидел теперь не только великое преимущество, но и опасность разрыва связи времен. Поэтому социальной борьбе революционеров-демократов с либералами он придавал широкое национально-историческое освещение. Речь шла о культурной преемственности в ходе исторической смены одного поколения другим. Русская классическая литература всегда выверяла устойчивость и прочность социальных устоев общества семьей и семейными отношениями. Начиная роман с изображения семейного конфликта между отцом и сыном Кирсановыми, Тургенев идет дальше, к столкновениям общественного, социального характера. Отношение сыновей к отцам не замыкается только на родственных чувствах, а распространяется далее на сыновнее отношение к прошлому и настоящему своего отечества, к тем историческим и нравственным ценностям, которые наследуют дети. Отцовство в широком смысле слова тоже предполагает любовь старшего поколения к идущим на смену молодым, терпимость и мудрость, разумный совет и снисхождение.
Принято считать, что в словесной схватке либерала Павла Петровича и революционера-демократа Базарова полная победа остается за Базаровым. А между тем на долю победителя достается весьма относительное торжество. Современная писателю критика, не учитывая качественной природы трагического конфликта, неизбежно проявляла
Ту или иную субъективную односторонность. «Отцы» у Тургенева оказывались до известной степени правыми, появлялась возможность сосредоточить внимание на доказательстве их правоты, упуская из виду ее относительность. Демократы в свою очередь, обращая внимание на слабости «аристократии», утверждали, что Тургенев «выпорол отцов».
При оценке же характера Базарова произошел раскол в лагере самой революционной демократии. Критик «Современника» Антонович обратил внимание лишь на слабые стороны базаровского типа и абсолютизируя их, написал критический памфлет, в котором назвал героя карикатурой на молодое поколение, а его автора — ретроградом. Критик «Русского слова» Писарев, заметивший только позитивную сторону отрицаний Базарова, восславил торжествующего нигилиста и его автора — Тургенева.
В действительности же симпатии читателей остаются за демократом Базаровым не потому, что он абсолютно торжествует, а отцы бесспорно посрамлены. Базаров значителен как титаническая личность, не реализовавшая громадных возможностей, отпущенных ей природой и историей. Заметим, что трагедией русского человека Белинский считал «русский размах», в который уходила вся сила, предназначенная для удара. К концу романа, в разговоре с Аркадием, Базаров упрекает своего ученика в пристрастии к употреблению «противоположных общих мест». На вопрос Аркадия о том, что это такое, Базаров отвечает: «А вот что: сказать, например, что просвещение полезно, это общее место, а сказать, что просвещение вредно, это противоположное общее место. Оно как будто щеголеватее, а в сущности одно и то же». С этой точки зрения особый характер приобретает полемика между Базаровым и Павлом Петровичем Кирсановым. Дело в том, что и Базарова, и Павла Петровича можно обвинить в пристрастии к употреблению противоположных общих мест. Так, Кирсанов говорит о необходимости следовать авторитетам и верить в них, Базаров отрицает разумность того и другого. Павел Петрович утверждает, что без принципов могут жить лишь безнравственные и пустые люди, Базаров называет «принцип» пустым, нерусским словом и бесполезным понятием. Павел Петрович упрекает Базарова в презрении к народу, нигилист парирует — : «Что ж, коли он заслуживает презрения!». Кирсанов говорит о Шиллере и Гете, Базаров восклицает: «Порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта!».
Базаров прав, что любые истины и авторитеты должны подвергаться сомнению. Но наследник должен обладать при этом чувством сыновнего отношения к культуре прошлого. Это чувство Базаровым подчеркнуто отрицается. Принимая за абсолют конечные истины современного естествознания, Базаров впадает в нигилистическое отрицание всех исторических ценностей.
Тургенева привлекало в революционерах-разночинцах отсутствие барской изнеженности, презрение к прекраснодушной фразе, порыв к живому практическому делу. Базаров силен в критике консерватизма Павла Петровича, в обличении пустословия русских либералов, в отрицании эстетского преклонения «барчуков» перед искусством, в критике барской изнеженности, дворянского культа любви. Но, бросая вызов отживающему строю жизни, герой заходит и не может не заходить слишком далеко. Отрицание «вашего» искусства перерастает у него в отрицание всякого искусства, отрицание «вашей» любви — в утверждение, что любовь — чувство напускное, все в ней легко объясняется физиологией. Отрицание «ваших» сословных принципов — в уничтожение любых авторитетов, отрицание сентиментально-дворянской любви к народу — в пренебрежительное отношение к мужику вообще. Порывая с барчуками, Базаров бросает вызов непреходящим ценностям культуры, ставя себя в трагическую ситуацию.
В споре с Базаровым Павел Петрович прав, утверждая, что жизнь с ее готовыми, исторически взращенными формами может быть умнее отдельного человека или группы лиц. Но это доверие к опыту прошлого предполагает проверку его жизнеспособности, его соответствия молодой, вечно обновляющейся жизни. Оно предполагает отечески внимательное отношение к новым общественным явлениям. Павел Петрович, одержимый сословной спесью и гордыней, этих чувств лишен. В его благоговении перед старыми авторитетами заявляет о себе «отцовский», дворянский эгоизм. Недаром же Тургенев писал, что его роман «направлен против дворянства как передового класса».
Итак, Павел Петрович приходит к отрицанию человеческой личности перед принципами, принятыми на веру. Базаров приходит к утверждению личности, но ценой разрушения всех авторитетов. Оба эти утверждения — крайние. В одном — закоснелость и эгоизм, а в другом — нетерпимость и заносчивость. Спорщики впадают в противоположные общие места, истина ускользает от спорящих сторон. Участниками спора движет не стремление к истине, а взаимная социальная нетерпимость. Есть в поведении Базарова некая двойственность, которая перейдет в надлом и надрыв во второй части романа. В душе героя потенциально присутствует многое из того, что он отрицает: и способность любить, и романтизм, и народное начало, и семейное чувство, и умение ценить красоту и поэзию. Не случайно Достоевский высоко оценил роман Тургенева и трагическую фигуру «беспокойного и тоскующего Базарова (признак великого сердца), несмотря на весь его нигилизм».
Но не вполне искренен с самим собой и антагонист Базарова, Павел Петрович. В действительности он далеко не тот самоуверенный аристократ, какого разыгрывает из себя перед Базаровым. Подчеркнуто аристократические манеры Павла Петровича вызваны внутренней слабостью, тайным сознанием своей неполноценности, в чем Павел Петрович, конечно, боится признаться даже самому себе. Но мы-то знаем его тайну: не только его прежнюю любовь к загадочной княгине Р., но и нынешнее чувство — к милой простушке — Фенечке.