Книги А. Платонова обладают каким-то непостижимым обаянием, это честный взгляд художника, которому удалось запечатлеть жизнь своей эпохи такой, какая она есть, и дать нам, читателям, возможность задуматься над тем, такой ли она должна быть. Повесть «Котлован» стала художественным документом эпохи социалистического строительства и коллективизации, и поэтому — одним из самых читаемых произведений возвращенной литературы, хотя чтение этой книги вызывает боль почти физическую — это страшная книга.
Страх сопровождает вас с первых строк повести, потому что необычен и неестествен сам язык повести Платонова, в которой библейская форма изложения сочетается с бюрократической, канцелярской лексикой тех лет. Язык этот, необыкновенно тяжелый и статичный, свидетельствующий более о присутствии смерти, чем о существовании жизни, подобен плотной свинцовой среде, сквозь которую с огромными усилиями следуешь за авторской мыслью. Эта тяжесть, окаменелость, вызывающая поначалу иллюзию спокойствия, держит читателя в диком, постоянно усиливающемся напряжении. Не случайно в своем предисловии к английскому изданию книги Андрея Платонова Иосиф Бродский писал: «Наличие абсурда в грамматике свидетельствует не о частной трагедии, а о трагедии народа в целом». Согласно Платонову, трагедия народа — это и трагедия каждого отдельного человека. Одни переживают ее безмолвно, другие — обречены искать выход из тупика.
Главный герой повести Платонова «Котлован» Вощев, «уволенный с небольшого механического завода, где добывал средства для своего существования», превращен автором в правдоискателя. Вощев — странник, прямой наследник некрасовских мужиков-правдоискателей, один из немногих, кто сохранил в себе это русское свойство души: искать правду, истину, смысл жизни. Дорога приводит его на строительство котлована под «общепролетарское здание». Землекопы, работающие здесь, уверены, что они знают истину, постигли смысл бытия. Вощев остается с рабочими в надежде проникнуться «общим энтузиазмом труда», дабы раз и навсегда положить конец сомнениям, терзающим его душу, обрести истину и все силы отдать «неимущим пролетариям», как это делают остальные.
Но как безрадостны лица людей, владеющих истиной: «…лица были угрюмы и худы, а вместо покоя жизни они имели измождение…». Как похожи рабочие во время сна на оставленный до утра, лежащий без дела инструмент: «Все спящие были худы, как умершие, тесное место меж кожей и костями у каждого было занято жилами. Вощев всмотрелся в лицо ближнего спящего — не выражает ли оно безответного счастья удовлетворенного человека. Но спящий лежал замертво, глубоко и печально скрылись его глаза». Почему же люди, призванные быть строителями счастья грядущих поколений, работающие для этого счастья, с таким ожесточением и безжалостностью относятся к самим себе, к природе, друг к другу? Знакомя нас с землекопами ближе, Платонов показывает, насколько одинок человек в этом мире: коллектив, оказывается, не объединяет людей, а разрушает личность, унижает человеческое достоинство, коллектив не знает ценности отдельной человеческой жизни, ее неповторимости. Это «перевернутый» мир, где созидание будущего неминуемо сопровождается разрушением настоящего, где люди, работающие для счастья, сами несчастны, где труд не имеет творческого начала, столь необходимого им, — это последовательное умерщвление души и плоти. Символична сцена, в которой Вощев первый раз выходит на работу. Удивительно, что он ни на секунду не испытывает радости, осознавая пользу своего труда, а обращает внимание лишь на то, что с каждым ударом лопаты уничтожает чью-то жизнь: «Уже тысячи былинок, корешков и мелких почвенных приютов усердной твари он уничтожил навсегда и работал в теснинах тоскливой глины». Все это: разрушение, одиночество, смерть — и есть то самое, что закладывается в фундамент будущей жизни, того дома, в который должны войти «на вечное, счастливое поселение трудящиеся всей земли». Это и есть новая нравственность, в которой нет и не может быть места для библейских добра и зла, этих старых понятий уже давно не существует в новом мире. Теперь есть бедняки и кулаки, причем первые непременно должны уничтожить последних, есть девочка, спящая в одном гробу и играющая в другом. Жизнь стала средством, а не целью, а, значит теперь она ничего не стоит. Но самое страшное в том, что все это становится естественным для людей! Они приняли этот мир и его законы, не сомневаясь в их истинности, как одну из директив, что каждодневно обрушиваются на них из репродуктора.
Но может ли существовать человек в таком «идеальном мире» не превратившись в «грустного урода»? Нет! Потому что этот новый мир лишил людей прошлого, уничтожил те нравственные законы, которые учили не разрушать, а любить и созидать. А если в мире нет любви, значит, в нем нет истины, и поэтому все, что свершается в нем — путь к Апокалипсису.
Вот почему так и не нашел истины, а вернее сказать, не принял ее суррогата главный герой платоновской повести. И то, что он никуда не уходит от мастеровых даже после убийства активиста, после смерти Насти, свидетельствует лишь о том, что идти некуда, что весь мир стал подобен котловану — огромной черной яме, больше всего похожей на могилу. Это уже трагедия не одного Вощева, это трагедия всех тех, кто добровольно стал рабом «великой идеи», принес ей в жертву и свою жизнь, и свой разум, и свое будущее. Идея «идеального мира» зашла в тупик, людям оказалась не под силу та роль, которую они сами отвели себе в истории. Воистину, «сон разума рождает чудовищ!». Против этого чудовищного мира и восстает Платонов, создавая в «Котловане» художественную картину вырождения людей в эпоху строительства нового мира. Этот протест против безнравственности мира очень чутко уловил Иосиф Бродский: «Котлован» — произведение чрезвычайно мрачное, и читатель закрывает книгу в самом подавленном состоянии. Если бы в эту минуту была возможной прямая трансформация психической энергии в физическую, то первое, что следовало бы сделать, закрыв данную книгу, это отменить существующий миропорядок и объявить новое время».
Астафьев Д. 11класс, школа 196 С.-Петербург
(2 оценок, среднее: 2,50 из 5)Сочинение по литературе на тему: «Котлован» А. Платонова как художественный документ эпохи
«Котлован» А. Платонова как художественный документ эпохи