Мотив совершенной замкнутости калиновского мира (Гроза)

«Гроза» (1859) была не только одной из вершин драматургии Островского, она была крупнейшим литературно-общественным событием русской жизни накануне реформы 1861 года. Открытие, совершенное Островским в «Грозе», — открытие народного героического характера. Добролюбов пишет о «Грозе»: «Не так понят и выражен русский сильный характер в «Грозе». Он, прежде всего, поражает нас своей противоположностью всяким самодурным началам. » В этой цельности и гармонии характера заключается его сила. Именно со статьи Добролюбова сложилась в русской культуре прочная традиция трактовки Катерины как героической личности, в которой сосредоточены мощные потенции народного характера. У Добролюбова и Островского показалась одна важнейшая сближающая их идея. Это вера в обновляющую силу здоровой натуры, в силу непосредственного органического влечения к свободе и отвращения к лжи и насилию, в конечном итоге — вера в творческие начала народного характера. Проблема жанрового своеобразия — важнейшая при анализе «Грозы».
Можно выделить две преобладающие тенденции истолкования пьесы. Одна из них диктуется пониманием «Грозы» как социально-бытовой драмы. Другая трактовка определяется пониманием «Грозы» как трагедии. И она представляется более глубокой и имеющей большую опору в тексте Островского.
Пьеса начинается с пространной, неторопливой экспозиции. Драматург не просто знакомит нас с героями и местом действия: он создает как бы образ мира, в котором живут герои и где развертываются события. Именно поэтому в «Грозе» немало лиц, которые не станут непосредственными участниками интриги, но необходимы для уяснения самого уклада жизни. Город Калинов изображен подробно, конкретно и многосторонне. Немаловажную роль при этом играет пейзаж, описанный не только в ремарках, но и в диалогах действующих лиц. Одним видна его красота, другие пригляделись к ней и остались равнодушны. Высокий волжский обрывистый берег и заречные дали вводят мотив простора, полета, неразрывный с Катериной. Поэтический в начале, в финале пьесы он трагически трансформируется в падение. Катерина появляется на сцене, мечтая раскинуть руки и взлететь с прибрежной кручи, а уходит из жизни, падая с этого обрыва в Волгу.
Мотив совершенной замкнутости калиновского мира постепенно усиливается в пьесе. Жители не видят нового и знать не знают других земель и стран. О своем прошлом они сохранили только смутные, утратившие связь и смысл, предания (разговор о Литве, которая «к нам с неба упала»). Жизнь в Калинове замирает, иссякает, о прошлом забыто, новости из большого мира приносит им странница Феклуша, и они с одинаковым доверием выслушивают и о странах, где люди с песьими головами «за неверность», и о железной дороге, где для скорости «огненного змия стал запрягать».
Среди действующих лиц пьесы нет никого, кто не принадлежал бы к калиновскому миру. Бойкие и кроткие, властные и подначальные, купцы и конторщики, странница и горничная, даже старая, сумасшедшая барыня, пророчащая всем адские муки, — все они вращаются в сфере замкнутого патриархального мира. Не только темные калиновские обыватели, но и Кулигин все-таки тоже — плоть от плоти калиновского мира. Все технические идеи Кулигина — явный анахронизм для 30-х годов XIX века, к которым отнесено действие «Грозы». Солнечные часы, о которых он мечтает, пришли из древности, «перпетуум мобиле» — типичная средневековая идея, несбыточность которой уже не вызывала сомнения в прошлом столетии, громоотвод — техническое открытие XVIII века. Кулигин — мечтатель и поэт, но пишет он «по-старинному», как Ломоносов и Державин. Добрый и деликатный, мечтающий изменить жизнь калиновских бедняков (получив награду за открытие вечного двигателя), он представляется своим землякам кем-то вроде городского юродивого.
Лишь один человек не принадлежит к калиновскому миру по рождению и воспитанию, не похож на других жителей города обликом и манерами. Это Борис, «молодой человек, порядочно образованный», по ремарке Островского. «Эх, Кулигин, больно трудно мне здесь, без привычки-то. Все на меня как-то дико смотрят, точно я здесь лишний, точно мешаю им.» Но хоть и чужой, не привыкший к обычаям, он все-таки уже взят в плен Калиновым, не может порвать связь с ним, признал над собой его законы. И сам он понимает, и окружающие ему говорят, что никогда не отдаст ему Дикой бабушкиного наследства, оставленного на столь «калиновских» условиях («если будет почтителен к дядюшке»). И все-таки он ведет себя так, как будто обязан подчиняться Дикому, как старшему в семье. И хотя он становится предметом великой страсти Катерины, полюбившей его именно потому, что внешне он так отличается от окружающих ее, прав Добролюбов, сказавший об этом герое, что он «относится более к обстановке». Так можно сказать и об остальных персонажах пьесы, начиная с Дикого и кончая Кудряшом и Варварой.
Композиционно в центр пьесы выдвинуты два героя: Катерина и Кабаниха, представляющие собой два полюса калиновского мира. Образ Катерины, несомненно, соотнесен с образом Кабанихи. Обе они максималистки, обе никогда не примирятся с человеческими слабостями и не пойдут на компромисс. Обе, наконец, верят одинаково, религия их сурова и беспощадна — греху нет прощения, и о милосердии они обе не вспоминают. Только Кабаниха вся прикована к земле, все ее силы направлены на удержание, собирание, отстаивание уклада. Жизнь она воспринимает как церемониал, и ей страшно подумать о давно исчезнувшем, отлетевшем духе этой формы.
На примере Катерины Островский показал, что и в окостенелом мире Калинова может возникнуть народный характер поразительной красоты и силы, вера которого основана на любви, на мечте о справедливости, красоте, какой-то высшей правде. Для общей концепции пьесы очень важно, что Катерина, «луч света в темном царстве», по выражению Добролюбова, появилась не откуда — то из другой жизни, из другого исторического времени, а родилась, сформировалась в тех же калиновских условиях. Островский подробно говорит об этом уже в экспозиции пьесы, когда Катерина рассказывает Варваре о своей жизни в девичестве. Главный мотив этого рассказа — мотив все пронизывающей взаимной любви. «Я жила, ни о чем не тужила, точно птичка на воле… что хочу, бывало, то и делаю», — рассказывает Катерина. Но это была «воля», весь круг которой ограничен домашней работой и религиозными мечтаниями. Это мир, в котором человеку не приходит в голову противопоставить себя общему, поскольку он еще и не отделяет себя от этой общности. — А потому и нет здесь насилия, принуждения.
Идиллическая гармония патриархальной семейной жизни осталась в очень отдаленном историческом прошлом. Катерина живет в эпоху, когда самый дух патриархальной морали — гармония между отдельным человеком и нравственными представлениями среды — исчез, и окостеневшая форма отношений держится на насилии и принуждении. Душа Катерины уловила это. «Здесь все как будто из-под неволи», — роняет Катерина в разговоре с Варварой и продолжает свой рассказ о переживаниях во время церковной службы, которую она так вдохновенно любила в девичестве. Важно, что именно здесь, в Калинове, в душе поэтичной калиновской женщины рождается новое отношение к миру, новое чувство, неясное еще самой героине. «Что-то во мне такое необыкновенное. Точно я снова жить начинаю, или уж и не знаю», — говорит она.
Это смутное чувство, которое Катерина не может объяснить, просыпающееся чувство личности. В душе героини оно принимает не форму гражданского протеста, а форму индивидуальной личной любви. Проснувшееся чувство любви воспринимается Катериной как страшный, несмываемый грех, потому что любовь к чужому человеку для нее, замужней женщины, есть нарушение нравственного долга. Моральные заповеди патриархального мира для Катерины полны своего первозданного значения и смысла. Она всей душой хочет быть чистой и безупречной, ее нравственная требовательность к себе безгранична и бескомпромиссна.
Уже осознав свою любовь к Борису, она изо всех сил стремится ей противостоять, но не находит опоры в этой борьбе. «Точно я стою над пропастью и меня кто-то туда толкает, а удержаться, мне не за что», — признается она Варваре. В моральной ценности своих нравственных представлений Катерина не сомневается, она только видит, что никому в окружающем ее мире и дела нет до подлинной сути этих ценностей.
Катерину отдали замуж молодой, судьбу ее решила семья, и она принимает это как вполне естественное, обычное дело. Она входит в семью Кабановых, готовая любить и почитать свекровь, заранее ожидая, что муж ее будет над ней властелином, а также опорой и защитой. Но Тихон ни в какой мере не отвечает этой роли. Незлобный и слабый человек, он мечется между суровыми требованиями матери и состраданием к жене. Тихон любит Катерину, но совсем не так, как по нормам идеальной патриархальной морали должен любить свою жену настоящий муж, ее естественный руководитель и защитник. Сцена отъезда Тихона — одна ив важнейших в пьесе и в смысле раскрытия в ней психологии и характеров героев, и по ее функции в развитии интриги: с одной стороны, отъезд Тихона устраняет непреодолимое внешнее препятствие для встречи с Борисом, а с другой — рушатся все надежды Катерины найти внутреннюю опору в любви мужа. В сущности говоря, в этой сцене Тихон, отказываясь брать клятву с жены, ведет себя человечно. Он говорит Кабанихе в ответ на ее угрозу, что жена не будет его бояться: «Да зачем же ей бояться? С меня и того довольно, что она меня любит». Но как это ни парадоксально, именно мягкость Тихона в глазах Катерины — не столько достоинство, сколько недостаток. Он не отвечает ее нравственному идеалу, ее представлениям о том, каким должен быть муж. Реакция Тихона на «преступление» Катерины тоже совершенно не такая, какая диктуется авторитарной моралью в подобной ситуации. Она индивидуальная, личная: он «то ласков, то сердится, да пьет все», по словам Катерины.
Дело в том, что молодежь Калинова уже не хочет в быту придерживаться патриархальных порядков. Однако и Варваре, и Тихону, и Кудряшу чужд нравственный максимализм Катерины. В отличие от Катерины, истинно трагической героини, все они стоят на позиции житейских компромиссов и никакой драмы в этом не видят. Конечно, им тяжел гнет старших, но они научились обходить его, каждый в меру своего характера. Это обыкновенные люди, которые больше уже тоже не хотят жить по — старому. Формально признавая над собой власть старших и власть обычаев, они на практике идут против них и тем тоже подтачивают и понемногу разрушают калиновский мир. Но именно на фоне их бессознательной и компромиссной позиции, нравственно высокой выглядит страдающая героиня «Грозы».
«Гроза» — не трагедия любви, а трагедия совести. Когда «падение» Катерины совершилось, то она не отступает, не жалеет себя, ничего не хочет скрывать. «Я для тебя греха не побоялась, побоюсь ли я людского суда?» — говорит она Борису. Но это как раз и предвещает дальнейшее развитие трагедии, гибель Катерины. Сознание греха сохраняется и в упоении счастьем, и с огромной силой овладевает ею, как только кончилось это недолгое счастье, эта жизнь на воле. Оно тем мучительнее, что вера Катерины исключает понятия прошения и милосердия. Она не видит исхода своей муке, кроме смерти, и именно полное отсутствие надежды на прощение толкает ее на самоубийство — грех еще более тяжкий с точки зрения христианской морали. «Все равно уж душу свою погубила», — говорит Катерина, когда ей приходит в голову мысль о возможности прожить свою жизнь с Борисом.
Гибель Катерины предрешена и неотвратима, как бы ни повели себя люди, от которых она зависит. «Маменька, вы ее погубили! Вы, вы, вы…» — в отчаянии кричит Тихон и в ответ на ее грозный окрик снова повторяет: «Вы ее погубили! Вы! Вы!». Но это — мера понимания Тихона, страдающего над трупом жены и решившегося на бунт против матери. Однако было бы ошибкой думать, что Тихону доверено выразить авторскую точку зрения, авторскую оценку событий и доли вины героев. Катерина не жертва кого-либо из окружающих персонально, она, в определенном смысле, жертва истории. Мир патриархальных отношений и связей умирает, и душа этого мира уходит из жизни в муках и страданиях.
Именно поэтому в центре «Грозы» рядом с Катериной стоит не кто-либо из участников «любовного треугольника» (не Борис или Тихон), а Кабаниха. Если Катерина чувствует по-новому, уже не по-калиновски, но не отдает себе в этом отчета, то Кабаниха, напротив, чувствует еще вполне по-старому, ко ясно видит, что ее мир гибнет. У Кабанихи (и в этом они с Катериной похожи) нет никаких сомнений в моральной правоте отношений патриархального быта, но уверенности в их нерушимости также нет. Напротив, она чувствует себя чуть ли не последней блюстительницей этого «правильного» миропорядка, и ожидание, что с ее смертью наступит хаос, придает трагизм ее фигуре. Она нисколько не считает себя «самодуркой» и насильницей. «Ведь от любви родители и строги-то к вам бывают, от любви вас и бранят-то, все думают добру научить», — говорит она детям, и едва ли она лицемерит. Для Кабанихи публичное признание Катерины — страшный удар, к которому вскоре присоединяется опять-таки открытый, на людях, бунт ее сына. В финале «Грозы» не только гибель Катерины, но и крушение Кабанихи.