«Нет величия там где нет простоты добра и правды» (Полководцы в романе эпопее «Война и мир»)

Когда я пишу историческое, я люблю быть до малейших подробностей верным действительности.
Л. Н. Толстой
Что же такое простота, правда, доброта? Всесилен ли человек, обладающий всеми этими свойствами характера? Эти вопросы часто задаются людьми, но ответить на них очень не просто. Обратимся к классике. Пусть она помо­жет в этом разобраться. Имя Льва Николаевича Толстого знакомо нам с раннего детства. Но вот прочитан роман «Война и мир». Это великое произведение заставляет по — иному смотреть на поставленные вопросы. Как часто уп­рекали Толстого в том, что он исказил историю тысяча восемьсот двенадцатого года, что он исказил действующих лиц Отечественной войны. По мысли великого писателя, история-наука и история-искусство имеют различия. Искус­ство может проникать в самые отдаленные эпохи и пере­давать сущность прошедших событий и внутренний мир людей, в них участвовавших. Действительно, история-на­ука делает упор на частностях и подробностях событий, ограничиваясь лишь их внешним описанием, а история — искусство охватывает и передает общий ход событий, в то же время проникая в их глубину. Это надо иметь в виду, оценивая исторические события в романе «Война и мир».
Откроем страницы этого произведения. Салон Анны Павловны Шерер. Здесь впервые возникает острый спор о Наполеоне. Его начинают гости, салона знатной дамы, s Закончится этот спор лишь в эпилоге романа.
Для автора не только не было ничего привлекательно-го в Наполеоне, но, напротив, Толстой всегда считал его человеком, у которого были «помрачены ум и совесть», и поэтому все его поступки «были слишком противополож­ны правде и добру…». Не государственный деятель, уме­ющий читать в умах и душах людей, а избалованный, капризный и самовлюбленный позер — таким предстает император Франции во многих сценах романа. Вот, встре­тив русского посла, он «взглянул в лицо Балашева свои­ми большими глазами и тотчас же стал смотреть мимо него». Немного задержимся на этой подробности и сдела­ем вывод, что Наполеона не интересовала личность Бала­шева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Ему казалось, что все в мире зависит только от его воли.
Может быть, рано делать вывод из такого частного слу­чая, как невнимание Наполеона к русскому послу? Но этой встрече предшествовали и другие эпизоды, в которых также проявилась эта манера императора «смотреть мимо» лю­дей. Вспомним тот момент, когда польские уланы, чтобы угодить Бонапарту, бросаются в реку Вилию. Они тону­ли, а Наполеон спокойно сидел на бревне и занимался другими делами. Вспомним сцену поездки императора по Аустерлицкому полю сражения, где он проявил полней­шее равнодушие к убитым, раненым и умирающим.
Мнимое величие Наполеона с особенной силой облича­ется в сцене, изображающей его на Поклонной горе, от­куда он любовался дивной панорамой Москвы. «Вот она, эта столица; она лежит у моих ног, ожидая судьбы сво­ей… Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица…» Так думал Наполеон, напрасно ожидавший депутацию «бояр» с ключами от величествен­ного города, раскинувшегося перед его глазами. Нет. Не пошла Москва к нему «с повинной головою».
А где же есть это величие? Оно там, где добро и спра­ведливость, там, где дух народа. Согласно «мысли народ­ной» и создал Толстой образ Кутузова. Из всех истори­ческих лиц, изображенных в «Войне и мире», одного его писатель называет истинно великим человеком. Источник, давший полководцу необычайную силу прозрения смысла совершавшихся событий, «лежал в этом народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе».
Сцена военного смотра. Кутузов прошел по рядам, «изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой…» Фельдмаршал узнает и сер­дечно приветствует своих старых сослуживцев. Он всту­пает в разговор с Тимохиным. Встречаясь с солдатами, русский полководец умеет найти общий с ними язык, не­редко пускает в ход забавную шутку, а то и стариковское Добродушное ругательство.
Чувство любви к Родине было заложено в душе каж­дого русского солдата и в душе старого главнокомандую­щего. В отличие от Бонапарта русский полководец не считал руководство военными операциями своего рода игрой в шахматы и никогда не приписывал себе главную роль в успехах, достигнутых его армиями. Фельдмаршал не по-наполеоновски, а по-своему руководил сражениями. Он был убежден, что решающее значение в войне имеет «дух войска», и все свои усилия направлял на то, чтобы им руководить. Во время сражений Наполеон ведет себя нервно, стараясь удержать в своих руках все нити управ — ления боем. Кутузов же действует сосредоточенно, дове­ряет командирам — своим боевым соратникам, верит в мужество своих воинов.
Не Наполеон, а русский главнокомандующий берет на свои плечи всю полноту ответственности, когда обстанов­ка требует тяжелейших жертв. Трудно забыть полную тревоги сцену военного совета в Филях. Кутузов объявил о своем решении оставить Москву без боя и отступить в глубину России! В те страшные часы перед ним встал воп­рос: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона? И когда же я это сделал?» Трудно и больно ему думать об этом, но он собрал все свои душевные и физические силы и не поддался отчаянию. Уверенность в победе над врагом, в правоте своего дела русский главнокомандующий сохраня­ет до конца. Он внушает эту уверенность всем — от гене­рала до солдата. Только один Кутузов мог предположить Бородинское сражение. Только он один мог отдать Москву неприятелю ради спасения России, ради спасения армии, ради того, чтобы выиграть войну. Все действия полковод­ца подчинены одной цели — победить врага, изгнать его с русской земли. И только когда война выиграна, Кутузов прекращает свою деятельность главнокомандующего.
Важнейшая сторона облика русского полководца — живая связь с народом, проникновенное понимание его настроений и дум. В умении учитывать настроение масс — мудрость и величие главнокомандующего.
Наполеон и Кутузов — два полководца, два историчес­ких лица с разной сутью, целью и назначением в жизни. «Кутузовское» начало как символ народного противостоит «наполеоновскому», антинародному, бесчеловечному. Вот почему всех любимых героев Толстой уводит от «наполео­новских» принципов и ставит их на путь сближения с на­родом. Поистине «величия нет там, где нет простоты, доб­ра и правды».