Оставив героя в заточении во Владимире, автор на время покидает его, но с тем, чтобы показать, какой резонанс на Руси вызвало это злодеяние. Читатель может наблюдать, как в действие включаются главные силы Руси, как создается направленная против Святополка и Давыда коалиция во главе с Мономахом, как грозившую вот-вот начаться крупную внутреннюю войну сумели нейтрализовать киевляне, отправившие к Владимиру посольство с митрополитом и мачехой Владимира, и т. д.
Этот обзор общерусских событий иногда считают чужеродной вставкой. Даже если это так, то нужно признать, что вставка эта весьма уместна не только по соображениям информационного ряда, но и в плане литературной композиции: она дает возможность «передохнуть» читателю, отвлечься от тяжелой сцены ослепления и мучений Василька. Здесь автор выводит читателя на общерусский простор и показывает, как возникает и нарастает сопротивление злу, учиненному князьями. Вставка эта служит своеобразным катарсисом. В XIX в. это хорошо ощутил И. П. Хрущов: «Потребность отдохнуть на Мономахе после рассказа о гнусном деле, потребность представить Владимира защитником правого дела — вот что заставило автора прямо с осени перенестись к событию весеннему и потом возвратиться к продолжению своего рассказа» . Словом, вне зависимости от того, один или несколько авторов создали эту композицию, объективно она получилась цельной, органичной, оправданной и в смысловом, и в эстетическом отношениях.
Если исходить из понимания летописи как труда информационного, исторического по содержанию и делового по назначению, то отмеченные выше подробности, психологизм, сама развернутость изображения совершенно неуместны. Для целей исторического и информационного повествования было бы достаточно сообщить, что в лето 6605/1097 Давыд и Святополк ослепили Василька Теребовльского, можно было бы добавить, что ослепили неправедно, по злому наущению Давыда, можно было бы обратиться к Священному Писанию и с помощью авторитетных цитат осудить злодеев. Этого было бы достаточно.
Но в том-то и дело, что в летописном рассказе мы ощущаем намерение обратиться не только к разуму, но и к чувствам, ко всей сущности человека. Для разума было бы достаточно вышеочерченной информации, но летописец здесь не столько стремится декларировать греховность покусительства на князя, сколько показать, изобразить весь ужас совершаемого преступления. Одно дело — знать о преступлении, другое — видеть его во всех кровавых подробностях. Автор стремится здесь не сообщить нечто читателю, а воздействовать на него, отвратить его от подобных дел.
Но, ставя такую задачу, автор не мог решить ее в традиционно-летописных литературных формах, и он осуществил прорыв к тому, что с полным правом может быть отнесено уже к области собственно художественного творчества. Художественная литература, как известно, тем и отличается, что способна обратиться не только к разуму человека, но и к человеческим эмоциям. Эта летописная повесть вполне могла быть использована Л. Н. Толстым как серьезная иллюстрация его мыслей о назначении искусства, его функциональных качествах, в том числе и его, Льва Толстого, теории «заражения».
Таким образом, уже на стадии возникновения русского художественного слова возникает «сюжет» как эстетическая и идеологическая форма организации материала, возникает представление о сложной природе человеческой личности и создаются словесные формы передачи этой «сложности», имеет место осознание особых возможностей художественного изображения действительности. Художественное творчество, создающее «вторую действительность», отличается от других форм человеческого сознания тем, что не претендует на однозначные и конечные решения. Художественное слово судит жизнь в ее динамике. В этом суде учитывается не только конечный итог, но и самый процесс жизни с его оттенками и резонами. И это качество, как видим, возникает уже на ранних стадиях развития художественного сознания.
(2 оценок, среднее: 4,00 из 5)Сочинение по литературе на тему: О чем рассказала летопись «Повесть временных лет»
О чем рассказала летопись «Повесть временных лет»