Определения и образы природы в произведениях Тургенева

Тургенев в основном приходит к печальному выводу о ее несовместимости с «современным», тщетно взывающим к ее материнскому участию человеком. Однако эта общая формула, как часто бывает у больших художников, не покрывает всех взаимоотношений тургеневского героя с природой, которые мы находим на страницах рассказов, повестей и романов писателя.
И «Записки охотника», крестьянские герои которых показаны как раз в духовном единении с природой, не исключение. Подобное же сопряжение с природной жизнью, обогащающее обе стороны, переживают в определенные моменты и тургеневские персонажи из «культурного слоя» России. Вот о таком моменте вспоминает, обращаясь к Марье Александровне, Алексей Петрович («Переписка»): «Помните ли вы наши безмолвные вечерние прогулки вчетвером вдоль ограды вашего сада, после какого-нибудь долгого, теплого, живого разговора? Помните ли вы те благодатные мгновения? Природа ласково и величаво принимала нас в свое лоно. Мы входили, замирая, в какие-то блаженные волны. Кругом вечерняя заря разгоралась внезапным и нежным багрянцем; от заалевшегося неба, от просветленной земли, отовсюду, казалось, веяло огнистым и свежим дыханием молодости, радостным торжеством какого-то бессмертного счастья; заря пылала; подобно ей, тихо и страстно пылали восторженные наши сердца, и мелкие листья молодых деревьев чутко и смутно дрожали над нами, как будто отвечая внутреннему трепету неясных чувств и ожиданий в нас».
А вот схожий фрагмент в «Дневнике лишнего человека»: «Мы с Лизой первые вышли на край рощи… Мы вышли, остановились, и оба невольно прищурили глаза: прямо против нас, среди раскаленного тумана, садилось багровое, огромное солнце. Полнеба разгоралось и рдело; красные лучи били вскользь по лугам, бросая алый отблеск даже на тенистую сторону оврагов, ложились огнистым свинцом по речке… Мы стояли, облитые горячим сиянием.
Я вскрикнул от восторга и тотчас обратился к Лизе. Она глядела прямо на солнце. Помнится, пожар зари отражался маленькими огненными пятнышками в ее глазах. Она была поражена, глубоко тронута». Аналогичный момент есть и в повести «Вешние воды» (1872), где внезапно налетевший вихорь ветра бросил друг к другу Джемму и Санина, как бы соединив их в первом поцелуе. Во всех этих фрагментах тургеневских текстов природа одухотворяется, а человек обретает естественную полноту своего существа. Но не только. Свободная причастность жизни природы с ее бесконечностью и универсальностью позволяет героям Тургенева в такие мгновения вполне преодолеть и «свое одиночество, свою слабость, свою случайность».
Намного богаче своей общей идеи, как она сформулирована рассказчиком, тайна природы и в повести «Поездка в Полесье». В ней явственны два разнородных начала, персонифицированные двумя в свою очередь несхожими жителями села Святое, крестьянами-охотниками Ефремом и Егором. Первое развивает зачин произведения. По мере погружения в недра Полесья сердце его героя все больше сжималось от впечатления «чего-то мертвенного, хотя и величавого», а оставленный своими спутниками, он впрямь «почуял веяние смерти»: «я ощутил, я почти осязал ее непрестанную близость. Хоть бы один звук задрожал, хотя бы мгновенный шорох поднялся в неподвижном зеве обступившего меня бора! Я снова, почти со страхом, опустил голову; точно я заглянул куда-то, куда не следует заглядывать человеку…».
Окруженный чуждой ему стихией, рассказчик не находит душевной опоры и в воспоминаниях о своей прошедшей жизни, кажущейся бессмысленной: «О, жизнь, жизнь, куда, как ушла ты так бесследно? Как выскользнула ты из крепко стиснутых рук? Ты ли меня обманула, я ли не умел воспользоваться твоими дарами?». Но появляется Егор (от греч. «земледелец» и в честь святого Георгия Победоносца), человек с «важностью статного оленя», стоящий «лицом к лицу с печальной и строгой природой этого нелюдимого края», и вместе с тем убежденный христианин («…он ничего без креста не начинал»). Он принес герою воды из «колодезя», т. е. воды живой (» — Вот вам вода, — раздался за мной звучный голос Егора, — пейте с богом»), которой в русских сказках вслед за мертвой кропят погибшего человека, чтобы он ожил. Так случилось и с культурным героем «Поездки…». «Я, — говорит он, — невольно вздрогнул: живая эта речь поразила меня, радостно потрясла все мое существование». Он с увлечением идет с Егором в лес, и они бродят там «долго, до вечера», ибо оба чувствуют уже не враждебность его, а некую духовную сродственность себе.
В лесу проводит целые дни и ночи, однако, и Ефрем (от др. — евр. «плодовитый»), не христианин, а язычник, аморалист. («Да он никого не боится. Да вы посмотрите на него: по финазомии бестиян, с носу виден», — говорит о нем его односельчанин Кондрат, и на самом деле «нос имел он длинный и острый, крупные губы и жидкую бородку. Его голубые глаза так и бегали, как живчики»), «вор и плут», взявший верх даже над местным дьячком и одурачивший самого станового пристава. Это в прямом смысле слова леший, злой «дух» полесской природы, с которым «целой вотчине» не справиться. Это и другая грань Полесья, враждебная человеческой духовности в той же мере, что и смерть.
В скрытом противостоянии Егора и Ефрема как олицетворений разных начал природы — «оцельняющего» (М. Бахтин) человека и подавляющего его — преимущество в тургеневской повести остается все-таки за первым хотя бы потому, что изображением «спокойного и важного, как всегда» Егора, который, «казалось, задумался и глядел куда-то вдаль…», повесть и заканчивается. Правда, вне сомнения доброе отношение природы к Егору автобиографический герой-рассказчик «Поездки в Полесье» все-таки счел необходимым мотивировать тем, что этот крестьянин-христианин «умеет не жаловаться. То есть свои глубокие переживания не обнажает.
Удручающему безразличию природы к человеку, как оно показано в процитированной выше миниатюре «Природа», разительно противостоит ее воистину жизнетворная сила, воспетая Тургеневым в другом прозаическим стихотворении — «Дрозд I» (1877). Здесь «маленькая птица» звуками своего переливчатого предрассветного пения сняла давящую безнадежность с души своего благодарного слушателя: «Они дышали вечностью, эти звуки — всей свежестью, всем равнодушием, всею силою вечности. Голос самой природы слышался мне в них, тот красивый, бессознательный голос, который никогда не начинался и не кончится никогда».
В целом природа в творчестве Тургенева — стихия настолько же жизнеутверждающая и с жизнью примиряющая, как и прекрасная, вопреки ее кратковременности у тургеневских героев, высокая любовь, обаяние одухотворенной женщины и гармония искусства, сила «могучего, правдивого и свободного» русского языка и очарование Родины. Подобно всем опорным бытийным ценностям автора и центральных персонажей «Аси», «Дворянского гнезда», «Накануне», «Отцов и детей», «Песни торжествующей любви», она в своем отношении к тургеневскому «современному человеку» отнюдь не однозначна, но, как и они, позволяет и помогает ему ощутить себя Личностью.