Все тайники моей души полны Безмолвных слов, и снов, и воздыханья, и слышно мне, как будто трепетанья Проносятся, на крыльях тишины…
Н. Арсеньев
Общая мистическая атмосфера серебряного века оказала влияние на творчество почти всех поэтов-символистов. Особенно отмечу А. Белого, К. Бальмонта и Ф. Сологуба.
На квартире у Сологуба, как вспоминают его современники, проходили очень интересные литературные вечера, так сказать, с мистическим уклоном. Хозяин читал там своего «Мелкого беса» и начало «Навьих чар». В «Навьих чарах» Сологуб предполагал вывести Христа как светского господина. Но до этого в романе дело не дошло. Видимо, автор одумался. Значит, несмотря на свою творческую раскованность, Сологуб все Данный текст предназначен только для частного использования — 2005 же не лишен был религиозного страха. Он иногда даже как бы заискивал перед Богом:
Я верю в творящего Бога, В святые завесы небес, Я верю, что явлено много Бездумному миру чудес. Но высшее чудо на свете, Великий источник утех — Блаженно-невинные дети, Их тихий и радостный смех.
Известно, что поэту вообще был приятен образ ребенка, полуотстоящего от реальной жизни. В одном из рассказов, как символ ужаса в хаосе жизни, некий мальчик ненавидит жизнь и смех, мечтает о звездах, где живут звери и никто никогда не смеется.
После смерти своей сестры Сологуб ощутил вселенское одиночество, у него наступил перелом в творчестве. С этой поры его все стали считать колдуном, ворожеем, ставленником нечистой силы. Он действительно забормотал, словно ворожей:
Смертерадостный — называли его. Рыцарь смерти — называла я.
Публично он признавался, что полюбил ту, чье имя написано с большой буквы, — Смерть.
Друзья-поэты относились, в отличие от публики, к Сологубу сочувственно. Они считали, что он фокусничает:
Белей лилий лала Была бела ты и ала.
Или:
Бевей вивий, авее вава Быва бева ты и ава.
Но фокусами здесь и не пахло. Сам Сологуб очень серьезно относился к своим опытам. Он подыскивал нежные слова для обозначения смерти. Он рисовал сюжеты, в которых она приходила к нему под окно и просила, чтобы брат ее Сон открыл ей двери. Она устала: «Я косила целый день…» Она хотела накормить своих голодных смертены-шей…
Все это очень походит на заклинание Смерти.
Поэт Бальмонт в своем мистическом мироощу — щении был гораздо светлее. Ему нравилось иметь дело с фольклорной стороной этого поветрия тех лет. Вот его типичное стихотворение на эту тему: «Домовой»:
Неуловимым виденьем, неотрицаемым взором,
Он таится на плоскости стен,
Ночью в хозяйских строениях бродит дозором,
Тайною веет, и волю свевает,
Умы забирает
В домовитый свой плен…
Но концовка стихотворения Бальмонта все равно сводится к просьбе о защите от злых духов:
Между стен развивается дымное зрелище духа.
Что-то давит, — как будто мертвец,
На минуту живой,
Ухватился за горло живого и шепчет так глухо
О тяготах земных. Отойди, отойди, Домовой!
Мистический плащ настойчиво примерял и Андрей Белый.
Сердце вещее радостно чует Призрак близкой священной войны. Пусть холодная вьюга бунтует — Мы храним ваши белые сны… —
Писал он в послании другу-поэту С. Соловьеву.
Черты ворожея и колдуна часто проступали на его лице во время публичных выступлений. Он, по воспоминаниям очевидцев, резко вскакивал со стула и начинал исступленно декламировать:
Золотому блеску верил, А умер от солнечных стрел, Думой века измерил, А жизнь прожить не сумел.
Если для Сологуба мистика была отдушиной в его вечном страхе перед жизнью и смертью (его герой висел где-то посередине), а для Бальмонта — заступницей, то Андрей Белый выражал в мистике незадачливость и одиночество своей жизни. Кстати, игра в мистику, особенно для талантливых поэтов, — опасная игра: Белый наворожил себе смерть от солнечного удара, Бальмонт — потрясающие муки совести перед смертью, Сологуб — дьявольски суровый и озлобленный последний бал жизни.
Но для читателей эта сторона творчества поэтов серебряного века — увлекательное чтение. А для литературных критиков — еще одна возможность обозначить духовное развитие этого русского ренессанса.
(2 оценок, среднее: 2,50 из 5)Сочинение по литературе на тему: «Поэзия заговоров и заклинаний» в творчестве Сологуба, Белого, Бальмонта
«Поэзия заговоров и заклинаний» в творчестве Сологуба, Белого, Бальмонта