Проблематика рассказа И. А. Бунина «Господин из Сан-Франциско»

Рассказ «Господин из Сан-Франциско» написан Буниным в 1915 г. Путешествуя по Средиземному морю на комфортабельном пароходе, Бунин спустился в машинное отделение: «Если разрезать пароход вертикально, то увидим: мы сидим, пьем вино, беседуем на разные темы, а машинисты в пекле, черные от угля, работают… Справедливо ли это?»
Темой рассказа становится социальная несправедливость, предчувствие крушения мира, неспособного существовать далее при таком остром расслоении, а также противопоставление естественной го мира бытия расчетливому буржуазному устройству жизни.
Отнюдь не случайно господин из Сан-Франциско не имеет имени. Сколько их таких, немолодьш и решивших с опозданием насладиться жизнью, на пароходе «Атлантида», в разнообразных доропЯ отелях?
Нажив состояние, просуществовав, «правда, очень недурно, но все же возлагая надежды на будущее», отправляются они посмотреть мир. И благодаря маршруту, который выбирает господин из Сан-Франциско, мы видим, в каком состоянии пребывает этот мир. «Карнавал он думал провести в Ницце, в Монте-Карло, куда в эту пору стекается самое отборное общество — то самое, от которого зависли все блага цивилизации: и фасон смокингов, и прочность тронов, и объявление войн, и благосостояние отелей, — где одни с азартом предаются автомобильным и парусным гонкам, другие — рулетке, третьи — тому, что принято называть флиртом, а четвертые — стрельбе в голубей, которые очень красиво взвиваются из садков над изумрудным газоном, на фоне моря цвета незабудок, и тотчас стукаются белыми комочками о землю…» — мир занят развлечениями и уничтожением красоты…
А вот название пароходу дано очень символичное. «Атлантида» — многоэтажная громадина со всеми удобствами (ночным баром, восточными банями, собственной газетой), символ мира господ с их размеренной жизнью и мира слуг, «великое множество» которых «работало в поварских, судомойнях и винных подвалах», — движется к своей гибели. «Океан, ходивший за стенами, был страшен, но о нем не думали» — вот она, причина близкого возмездия: господа не думают о слугах, богатые — о нищих… Все в этом мире продается и покупается… «Был среди этой блестящей толпы некий великий богач, …был знаменитый испанский писатель, была всесветная красавица, была изящная влюбленная пара, за которой все с любопытством следили… и только один командир знал, что эта пара нанята Ллойдом играть в любовь за хорошие деньги…»
Семья господина из Сан-Франциско прибывает в Неаполь. «И господину из Сан-Франциско, так же как и всем прочим, казалось, что это для него одного гремит марш гордой Америки, что это его приветствует командир с благополучным прибытием». Жизнь снова потекла по заведенному порядку, но природа творит «что-то ужасное», и «портье, когда с ними говорили о погоде, только виновато поднимали плечи». Благополучию цивилизации Бунин противопоставляет силы стихии, словно возмущенной этим кажущимся благополучием. Продолжая искать удовольствий, семья отправляется на Капри. По дороге господин из Сан-Франциско ощущает себя стариком, видит подлинную Италию — «под скалистым отвесом кучу таких жалких, насквозь проплесневевших каменных домишек, налепленных…возле лодок, возле каких-то тряпок, жестянок и коричневых сетей…» — и чувствует отчаяние… Впервые в нем просыпаются человеческие чувства, и слова, предшествовавшие его смерти: «О, это ужасно!», которые он сам не пытается понять, отражают состояние мира…
Смерть господина из Сан-Франциско встревожила всех в гостинице. Бунин называет естественны ход вещей «ужасным происшествием», «что натворил он», подчеркивая, что «люди и до сих пор еще больше всего дивятся и ни за что не хотят верить смерти». Да, для господ смерть — самый страшный враг, отнимающий право наслаждаться всеми благами построенной ими цивилизации. Своим равнодушием они наказывают тех, кто к смерти причастен. Хозяин гостиницы, «которому совсем не интересны были те пустяки, что могли оставить теперь в его кассе приезжие из Сан-Франциско», отказываете даже достать простой гроб, и мертвый старик, как теперь называет его. Бунин, путешествует на той же «Атлантиде» в ящике из-под содовой, спрятанном глубоко в трюме, а над ним продолжает «притворно мучиться своей блаженной мукой под бесстыдно-грустную музыку» пара, чья игра в любовь хорошо оплачена. О чем же говорит Бунин своему читателю? Не только о социальных противоречиях. Ведь, в сущности, писатель показывает во всем призрачном и равнодушном блеске именно буржуазный мир, где стремление к наживе, расчетливое устройство жизни заслоняют от «господ из Сан-Франциско» настоящий мир, способность чувствовать и сопереживать горю и радости. Только небольшой проблеск оживления мы видим в дочери господина из Сан-Франциско: «Всем восхищалась и была тогда мила и прекрасна: прекрасны были те нежные, сложные чувства, что пробудила в ней встреча с некрасивым человеком…ибо ведь в конце концов, может быть и не важно, что именно пробуждает девичью душу — деньги ли, слава ли, знатность ли рода». Теплым чувством проникнуты строки о Ло — ренцо, старике-лодочнике, который «принес и уже продал за бесценок двух пойманных им ночью омаров» (он «мог спокойно стоять хоть до вечера, с царственной повадкой поглядывая вокруг, рисуясь своими лохмотьями, глиняной трубкой и красным шерстяным беретом»), и о двух абруццких горцах. Наконец мы видим ту Италию — радостную, прекрасную, солнечную, — которая так и не открылась перед господином из Сан-Франциско.
Бунин, заметивший несправедливость социального расслоения, сострадавший тем, кого не замечает буржуазия, тем не менее не принял революцию (предсказанное им крушение старого мира), которая ставила перед собой цель сделать тех, «кто был ничем», — всем. Он остался в том мире, где жил господин из Сан-Франциско, и в этом драма его судьбы — он остался в погибающем мире, но умел видеть его красоту.
Возникающий в конце рассказа Дьявол, следящий со скал Гибралтара за движущейся к гибели «Атлантидой», знает о человечестве все то, чего не знает оно само: все в мире подчинено естественному ходу вещей, и, пока смерть не пришла за тобой, наслаждайся красотой мира, дыши полной грудью, люби, пой «наивные и смиренно-радостные хвалы солнцу, утру… непорочной заступнице всех страждущих в этом злом и прекрасном мире и рожденному от чрева ее в пещере Вифлеемской, в бедном пастушеском приюте, в далекой земле Иудиной».