Психологизм человека у Толстого

Толстой пересказывает не итоги внутреннего движения человеческой личности, а проникает в самый процесс ее мышления, ее чувствования. Не удовлетворяясь изображением внешних движений чувства, он обращается к раскрытию самого процесса психической жизни, непрерывного потока возникновения и смены, противоречивого сочетания различных мыслей, чувств, ощущений, сознательных устремлений и подсознательных импульсов. Задача писателя показать «текучесть человека; то, что он один и тот же, то злодей, то ангел, то мудрец, то идиот, то силач, то бессильнейшее существо». Эта, дневниковая запись относится к 1898 году. Но уже в первой редакции «Детства» мы находим рассуждение Толстого о том, что он не умеет прилагать к людям качественно противоположные эпитеты: добрый, злой, глупый, умный и т. д. Тема «текучести» человека — это постоянная тема писателя.
Уже в ранней молодости он почувствовал невозможность описать человека в определительных терминах: «Мне кажется, что описать человека собственно нельзя; но можно описать, как он на меня подействовал. Говорить про человека: он человек оригинальный, добрый, умный, глупый, последовательный и т. д. — слова, которые не дают никакого понятия о человеке, а имеют претензию обрисовать человека, тогда как часто только сбивают с толку». Отказавшись от статистических способов описания психики, Толстой в романе «Воскресение» так говорит о художественном воссоздании внутреннего мира человека: «Одно из самых обычных и распространенных суеверий то, что каждый человек имеет одни свои определенные свойства, что быка от человек добрый, злой, умный, глупый, энергичный, апатичный и т. д. Люди не бывают такими. Мы можем сказать про человека, что он чаще бывает добр, чаще умен, чем глуп, чаще энергичен, чем апатичен, и наоборот; но будет неправда, если мы скажем Про одного человека, что он добрый или умный, а про другого — что он злой или глупый. А мы всегда так делим людей. И это неверно. Люди как реки: вода во всех одинаковая и везде одна и та же, но каждая река бывает то узкая, то быстрая, то широкая, то тихая, то чистая, то холодная, то мутная, то теплая. Так и люди. Каждый человек носит в себе зачатки всех свойств людских, и иногда проявляет одни, иногда другие, и бывает часто совсем непохож на себя, оставаясь одним и самим собою».
О характере психологического анализа интересно и верно писал С. Г. Бочаров: «…именно процессу, а не результату уделяет Толстой главное внимание. В одном из писем уже позднего периода Толстой высказал взгляд на задачи психологического анализа, прямо противоположный тургеневскому: «Главное-работа внутренняя, душевная, и чтобы показана была не оконченное, работа, а процесс работы на самом деле» (65; 197). Дело в том, что оконченная работа — это какой-то итог, а итоги зависят от наличных социальных связей и определяются ими». Толстому важно уловить и проанализировать и те моментальные, быстро уходящие мгновения в нравственно-психологическом состоянии литературного героя, которые могут и отсутствовать в итогах, результатах психологического процесса, и никак не выразиться в его поведении.
Но процессы психической жизни, «полумечтательные, полурефлективные сцепления понятий и чувств», изображаются Толстым в их неразрывном единстве с воздействиями внешнего социального и природного мира.
В произведениях Толстого центральной является проблема духовного становления нравственно-полноценной личности, диалектика этого становления, история внутреннего формирования чаще всего искателя истины, переживающего мучительную борьбу со своими классовыми, дворянскими предрассудками, смутно ищущего свой нравственный идеал в среде народа. Толстого интересует, как уже указывалось в критике, преобладание эгоистических или альтруистических начал в переживаниях и поведении персонажа. Он вскрывает его положительные влечения, которые как-то пробиваются и даже активно реализуются несмотря на препятствующие им развращенность, эгоистическую настроенность, тщеславие и преувеличенное самолюбие. Духовный рост личности совершается сложным, противоречивым путем, в результате порой драматической борьбы исконного нравственного сознания с теми дурными страстями обособленности, разъединенности, которые укрепляются под воздействием порочной социальной среды.
Самолюбие по-разному проявляется у героев Толстого. У Николеньки Иртеньева оно выливается в сословное высокомерие.
У Пьера Безухова оно сказалось как гордая уверенность в себе, в своей способности объединять всех соратников вокруг ясных только ему истин. Сосредоточенность на себе, до некоторой степени предопределенная самой биологической природой человека, порой становится грубо эгоистической под воздействием внешней среды. Но Толстой глубоко верит в духовный потенциал личности: некоторым толстовским персонажам удается побеждать инстинкт своеволия, индивидуалистического утверждения себя в противовес другим.
Персонажей Толстой разделяет по степени их нравственной зрелости, но и в духовно малоподвижном герое он обнаруживает «общее всех людей»-духовную сущность. В драматические моменты жизни и в нем порой просыпается чувство совести, «внутренний голос». Например, князь Василий Курагин и Степан Аркадьевич Облонский не всегда остаются равнодушными к движению внутренней духовности. Например, в сценах борьбы за наследство умирающего графа Безухова во всей неприглядности выступает князь Василий, карьерист, интриган, во всем подчиняющийся устойчивым нормам «среды», т. е. преследующий только интересы личного благополучия.
Но потрясенный смертью графа Безухова, князь Василий неожиданно отдается чувству раскаяния. «Шатаясь, он дошел до дивана, нижняя челюсть его прыгала, как в лихорадочной дрожи: «Ах, друг мой!-сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. — Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и все для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Все кончится смертью, все. Смерть ужасна». — Он заплакал». Толстой улавливает, задерживает и укрупняет подобные мгновения, когда в душе человека просыпается чистый голос совести. А. П. Скафтымов верно заметил: «Весь смысл обрисовки сложных и противоречивых состояний в конце концов всегда сводится к тому, чтобы показать, как живет, заслоняется или, наоборот, пробуждается и за хором гетерономного или верхнего слоя, тихо или громко, звучит голос «натуры», живой искренности»
Очень примечательно душевное состояние Облонского в момент его свидания с Карениным после болезни Анны. Обратившись к Каренину с предложением и требованием развода с женой, он неожиданно почувствовал «непривычную робость». От себя писатель разъясняет самочувствие героя-персонажа: «Чувство это было так неожиданно и странно, что Степан Аркадьич не и с перил, что это был голос совести, говоривший ему, ЧТО дурно то, что он был намерен делать. Степан Аркадьин сделал над собой усилие и побо|рол нашедшую на пего робость». Внутренний голос, решения которого отличаются глубиною и проницательностью, трактуется автором как подсознательное нравственное чувство, чистый голос совести, предостерегающий человека, ставшего на путь нарушения нравственного закона. Толстой разъясняет смысл сиюминутного переживания героя-персонажа и этим самым раскрывает содержание сноси нравственно-философской позиции: с полным сознанием истины он не может принять разрушения семьи ради любви-наслаждения.