Сатиричность изображения фамусовского общества

Неприязнь реакционной дворянской среды вызывали и так называемые ланкастерские школы взаимного обучения для народа, возникшие в Петербурге в 1821 -1822 гг. Школы эти, высоко ценимые декабристами, организовывались передовыми офицерами для обучения солдат. «Первый декабрист» 2 В. Ф. Раевский был арестован за пропаганду среди солдат именно на уроках в ланкастерской школе, заведенной в дивизии декабриста генерала М. Ф. Орлова. Реплика княгини Тугоуховской:
— Нет, в Петербурге Институт Пе-да-го-гический, так, кажется, зовут:
— Там упражняются в расколах и в безверьи Профессоры! —
Напоминала современникам об обвиненных в 1821 г. профессорах института Галиче, Арсеньеве и других в «открытом отвержении истин священного писания и христианства, соединяющемся всегда с покушением ниспровергнуть и законные власти». Гасителем просвещения был и Ученый комитет, упоминаемый в комедии. Майор В. Ф. Раевский, связанный с декабристским движением, был арестован за четыре года до восстания декабристов. В истории освободительного движения он получил название «первого декабриста».
Сатиричность изображения фамусовского общества не нарушала исторической верности нарисованной в пьесе картины его жизни и быта. Реакционная критика пыталась опорочить «Горе от ума», умалить значение комедии обвинением в предвзятой карикатурности, нарушающей жизненную реальность. Однако в отличие от большинства сатирических комедий XVIII в. Грибоедов дает не абстрактное олицетворение порока, а, как правильно заметил Пушкин, «резкую картину нравов». Фамусовы, скалозубы, хлесто-вы, тугоуховские и им подобные, хотя и носят в духе старой комической традиции нарочито подобранные фамилии, вовсе не карикатуры. Подобно персонажам «Мертвых душ» Гоголя, грибоедов-ские герои смешны или отвратительны не потому, что их сделал такими в своих сатирических целях автор, а потому, что они таковы в самой действительности.
Вот комическая пара супругов Горичей. Муж, когда-то друг Чацкого, недавно еще бодрый и живой человек, теперь опустившийся; по меткому определению Чацкого: «муж-мальчик, муж-слуга… идеал московских всех мужей». Он живет под башмаком своей жены, приторной, жеманной, светской московской дамы.
— Властно и чинно держит себя важная московская барыня, старуха Хлестова — обломок старого XVIII в., с моськой, с арапкой-девочкой, которую она и за человека-то не считает. Под стать ей старый князь Петр — такая же руина прошлого.
— И рядом —
— …человек… светский, Отъявленный мошенник, плут:
— Антон Антоныч Загорецкий…
Как замечает Гоголь, «отъявленный мерзавец Загорецкий, везде ругаемый и, к изумленью, всюду принимаемый, лгун, плут, но в то же время мастер угодить всякому сколько-нибудь значительному или сильному лицу доставленьем ему того, к чему он греховно падок, готовый, в случае надобности, сделаться патриотом и ратоборцем нравственности, зажечь костры и на них предать пламени все книги, какие ни есть на свете, а в том числе и сочинителей даже самих басен за их вечные насмешки над львами и орлами и сим обнаруживший, что, не бояся ничего, даже самой позорнейшей брани, боится, однако ж, насмешки, как черт креста» ‘.
Характерен для фамусовского общества и никчемный крикун Репетилов. Образ Репетилова имеет очень большое значение для понимания идейного замысла комедии и уяснения политической обстановки, сложившейся в начале 20-х гг.
Вульгарно-социологическая критика необоснованно трактовала образ Репетилова как проявление политического скептицизма Грибоедова по отношению к целям и формам освободительного движения 20-х гг. XIX в. На самом же деле образ Репетилова в сопоставлении с образом Чацкого свидетельствует о глубоком понимании писателем того различия, которое существовало между действительно передовыми, свободомыслящими людьми русского общества его времени и той накипью московского клубного либерализма и политического приспособленчества, ярким выражением которой является Репетилов.
В начале XIX в. многие сочувствовали либеральному движению не в силу своих идейных убеждений и благородных стремлений, а потому, что в дворянском обществе царила мода на либерализм, вызванная лицемерными либеральными обещаниями правительства. Искусно используя «либеральные» настроения Александра I, некоторые «либералы» делали неплохую служебную карьеру. Позднее, в связи со все возраставшим влиянием аракчеевщины, с одной стороны, и, с другой, с ростом антикрепостнических настроений в стране, особенно после восстания Семеновского полка в 1820 г., со все большим обострением борьбы двух враждующих лагерей в русском обществе, многие, выдававшие себя за либералов, обнаружили свое настоящее лицо либеральных пустомель и крикунов, от которых с презрением отворачивались оба враждовавших лагеря. В образе Репетилова Грибоедов и разоблачает подобного рода либералов, пустоту и шумную деятельность которых он мог наблюдать в бытность свою в Москве весной 1823 г.
Репетилов не прочь покритиковать государственную власть, но главным образом за свои собственные неудачи по службе. Он восхищается «секретнейшим союзом», ни на минуту не задумываясь о его подлинных целях. Под стать Репетилову и другие участники «секретнейшего союза»: Алексей Лахмотьев, требующий на словах радикальных лекарств, Левон и Боринька, «чудесные ребята», англоман князь Григорий, «гений» Удушьев Ипполит Маркелыч, написавший сочинение на тему «Взгляд и нечто», и другие. Репетиловщина — это показной либерализм, пустое фразерство, столь ярко выраженное в знаменитых словах Репетилова: «Шумим, братец, шумим…» и в реплике Чацкого: «Шумите вы? и только?»
Срывая все и всяческие маски, с огромной обличительной силой Грибоедов рисует действительный облик дворянско-крепост-нического общества, в котором люди ценились по числу принадлежащих им крепостных рабов. В этом обществе, лишенном чести и достоинства, задавали тон «знатные негодяи», которые грабительством добывали себе почести и богатство, «зловещие старухи» вроде Хлестовой, шулера и доносчики загорецкие, распространители сплетен, мракобесы, гонители просвещения.
Люди фамусовского круга — корыстолюбцы, эгоисты — проводят свое время в светских развлечениях, пошлых интригах, сплетнях, злоязычии. Как справедливо говорит Герцен, автор видел собственными глазами эти «призраки сановников в отставке, прикрывающие орденами и звездами целые бездны неспособности, невежества, тщеславия, угодливости, надменности, низости и даже легкомыслия, и вокруг этих «покойников, которых забыли похоронить», целый мир клиентов, интриганов, тунеядцев, ведущих жизнь, преисполненную формализма, этикета и лишенную всякого общественного интереса» . В современной критике «Горя от ума» наметилась попытка принизить дом Фамусова до «закоулка Москвы» и в связи с этим переоценка тех постановок комедии, в которых дом Фамусова изображают подобным вельможному особняку с колонным залом и сверкающими люстрами.
Конечно, быт вельможной Москвы не соответствовал ни чину, ни званию, ни должностному положению Фамусова, однако дом его и не закоулок, и ставить положение Фамусова ниже положения Фомы Фомича, «начальника отделения» какого-то ведомства, значит необоснованно превращать его из барина в мелкого чиновника. Дом Фамусова по рангу своему в московском дворянском обществе можно было бы сравнить с домом Ростовых в «Войне и мире» Л. Толстого, которые тоже были не очень вхожи в вельможный мир. Да и общественная драма Чацкого резко бы снизилась, имей он своим антиподом не представителя барской Москвы, а лишь ее закоулка. Он и сам восклицает: «Вон из Москвы…», тем самым, связывая фамусовщину с Москвой в целом.