Тема сострадания и милосердия

Тема сострадания и милосердия в одном из произведений русской литературы. Читая его творения, можно превосходным образом воспитать в себе человека В. Г. Белинский Милосердие и сострадание это те главные нравственные ориентиры, соотнося с которыми свою жизненную философию, человек сможет сохранить не только себя как личность, но и воссоздать на земле Царствие Божие: мир добра, красоты и справедливости. Именно о нем мечтали многие поколения русских писателей. И в этом процессе духовного созидания особая роль принадлежит А. С. Пушкину. Ему, поэту-пророку, Богом был дарован талант глаголом жечь сердца людей, пробуждая чувства добрые в их душах. На каких основах должна строиться жизнь в особенности в смутные переходные ее периоды, когда ставятся под сомнение сложившиеся традиции и нормы морали? Этот вопрос был принципиальным для Пушкина человека и художника. Вспомним известный эпизод из жизни поэта Возвращенный в 1826 г. Николаем I из ссылки, он предстал перед императором, который задал прямой вопрос: Пушкин, принял ли бы ты участие в 14 декабря, если б был в Петербурге? Тот, будучи человеком чести, мужественно ответил: Непременно, государь, все друзья мои были в заговоре, и я не мог не участвовать в нем. Одно лишь отсутствие спасло меня, за что я благодарю Бога! Смысловая двойственность пушкинской фразы несомненна. Видимо, отсутствие спасло не только от царской немилости. Тогда от чего же? В повести Капитанская дочка, законченной за несколько месяцев до смерти, был дан ответ плод размышлений целой жизни. Молодой человек! как будто с завещанием обращается к нам Пушкин, — если записки мои попадут в твои руки, вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений. Ну и, конечно, это знаменитое место о русском бунте: Не приведи Бог видеть русский бунт бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды, или не знают нашего народа, или уж люди жестокосердые, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка. Яснее не скажешь Это позиция гуманиста, душа которого противится насилию в любых его проявлениях и одновременно мучается в замкнутом круге неразрешимых внутренних противоречий: ведь был же тот вышеупомянутый ответ царю! В Капитанской дочке нигде честь не противостоит совести, а вот в жизни все могло быть и было гораздо трагичней. Какую же нравственную опору выбрать? Что не подведет? Чести, как таковой, недостаточно: жизнь со всеми ее драматическими перепетиями оказывается сложнее. Честь слишком хрупка сама требует защиты. Если не оступишься, не смалодушничаешь сам, так на этот случай всегда готова клевета Об этом тоже повесть Пушкина. И не случайно глава Суд имеет эпиграф: Мирская молва морская волна. Рассчитывать на то, что можно во всех случаях сохранить о себе отличное мнение, не приходится: слишком слаб человек нравственно, и судимый, и судящий Чем руководствоваться? За что же держаться? Ответ автора Капитанской дочки однозначен: держаться нужно за свою совесть, за честь в глазах Бога. Это поможет сохранить честь и в глазах людей. Но как непосредственно в жизни следовать этому совету? И Капитанская дочка подсказывает: надо быть милосердным. По-Пушкину, именно милосердие лежит в основе совестливости. И это глубоко христианский, глубоко русский взгляд на столь важную нравственную категорию, которая, в свою очередь, поддерживает, преображает достоинство человека и его честь. Итак, в чем же состоит смысл повети? Пожалуй, его можно сформулировать следующим образом: взаимоотношения человека с человеком перед лицом Истины, перед лицом Бога. На жизненной дороге встретились двое: один нравственные нормы преступить сумевший, другой твердо держащийся законов чести и совести. И эта противопоставленность придает особую драматичность и остроту событиям, свидетелями которых мы становимся. Вспомним первую встречу Гринева с будущим самозванцем. Пугачев вывел заблудившихся во время бури путников к постоялому двору, за что Петр Андреич дарит вожатому полтину денег на водку и свой заячий тулуп. Прижимистый Савельич ропщет: подарок бессмыслен, он его пропьет, собака, в первом кабаке. Да и не налезет этот юношеский тулуп на пугачевские окаянные плечища! С точки зрения здравого смысла Савельич прав. Однако автор пишет, передавая мысли Гринева: Бродяга был чрезвычайно доволен моим подарком. Тут не в тулупе дело Тут впервые промелькнуло между офицером и беглым казаком нечто иное Это не только проявление благодарности, хотя она, несомненно, явилась главным мотивом поступка Петруши. В какой-то момент юный герой повести ощутил жалость, сострадание: человеку холодно, а этого не должно быть, и нельзя проходить безразлично мимо нуждающегося в помощи, потому что это безнравственно и даже кощунственно. Сделав шаг навстречу страшному мужику, Петр Андреич поступил, что называется, по совести. Все это и почувствовал Пугачев. Потому так и радуется он подарку. Потому и такое теплое напутствие Гриневу: Спасибо, ваше благородие! Награди вас Господь за вашу добродетель. Век не забуду ваших милостей. Чем же можно ответить на милосердие? Чем его измерить? Только милосердием же. Не боясь уронить достоинство атамана в глазах соратников, Пугачев следует именно велению сердца, когда спасает Гринева от смертной казни: я помиловал тебя за твою добродетель, за то, что ты оказал мне услугу, когда принужден я был скрываться от своих недругов. Но сколь несоразмерны услуга и воздаяние: стакан вина, заячий тулуп и жизнь, подаренная офицеру вражеского войска. Каким же законом управляется поведение Пугачева? Думаю, все тем же законом совести, которым так часто пренебрегают в этом мире, но которого нет выше и благороднее. Пугачев не может не помиловать Гринева, так как перечеркнуть то внутреннее человеческое единение, которое оба ощутили при первой встрече, значило бы уничтожить в себе самом нечто самое дорогое, самое святое. Потому-то напряженный и драматический диалог, в котором Петр Андреич, следуя совести своей и чести, отказывается присоединиться к восставшим (рискуя отчаянно), имеет такой примиряющий финал: Так и быть, — сказал он (Пугачев), ударяя меня по плечу. Казнить так казнить, миловать так миловать. Ступай себе на все четыре стороны и делай что хочешь. То же и в третьей встрече. Прислушаемся к беседе, которую ведет с Пугачевым Гринев: — О чем, ваше благородие, изволил задуматься? — Как не задуматься, — отвечал я ему. Я офицер и дворянин; вчера еще дрался противу тебя, а сегодня еду с тобой в одной кибитке, и счастие всей моей жизни зависит от тебя. — Что же? спросил Пугачев. Страшно тебе? Я отвечал, что, быв однажды уже им помилован, я надеялся не только на его пощаду, но даже и на помощь. — И ты прав, ей-богу, прав! сказал самозванец. Ты видишь, что я не такой еще кровопийца, как говорит обо мне ваша братья. Во всех перепетиях откровенного и рискованного разговора, который ведет с Пугачевым герой Пушкина, направляет последнего, питает надежду опять милосердие, хотя и о достоинстве офицера Гринев никогда не забывает. Он понимает, что нарушил кодекс дворянской чести. И это тяготит Петра Андреича, который в ходе жизненных испытаний постигает нравственные законы, куда более значимые, чем набор представлений о сословной исключительности. Петру Гриневу, в духовном облике которого так органично соединились совестливость и верность долгу, противопоставлен в повести сочинение с Швабрин. Рассказ о нем от начала до конца представляет собой историю бессильной злобы, зависти, неспособности простить. Отвергнутый Марьей Ивановной, он вступает на путь Каина путь насилия, предательства, мести который ведет его не только к гибели физической, но что несравнимо хуже к духовному самоубийству. Швабрин не изнуряет себя вопросами морали, нравственного выбора или проблемами чести. Муки совести ему незнакомы. Собственное я для этого человека единственная ценность. За эгоизм, отход от Божьей правды Швабрин в повести наказан. Но Гринев, как и сам автор, не торжествует над униженным врагом: это согласно христианской морали стыдно. Поэтому и отворачивается от поверженного недруга любимый герой Пушкина и в этом опять милосердие целомудренной, совестливой души. Счастливый конец Капитанской дочки вовсе не слащавая подачка читателю романтической повести, а следствие глубочайшей уверенности писателя гуманиста в том, что человеческая история имеет свой смысл, что падший мир держится все-таки на добре, главными составляющими которого являются совесть и милосердие, достоинство и сострадание.